с изображениями цветов на длинных широких рукавах. Она оказалась куда моложе и прекраснее своей иной личины — не подобна кошмару, но светлой грусти и ностальгии. Да, в тот момент я смотрел на настоящую Унис — ту, которая когда-то бродила по этой земле, под этим небом…

— Мама?.. — прошептал я, более не ощущая страха. Лишь горечь утраты.

Аккуратная ладонь Унис коснулась моей головы, и женщина улыбнулась так, как всегда умела — слабо, но тепло и изящно. От нее более не исходило холода смерти. Однако умом все равно понимал, что вижу перед собой невозможное: женщину, которая давно мертва, которая предстает передо мной куда более молодой, нежели в воспоминаниях, словно… словно физически ей столько же, сколько мне. Отчего-то последняя мысль заставила меня напрячься — как будто всколыхнула в отдалении разума какой-то важный факт, о котором давно позабыл. Словно о чем-то болезненном и ненужном. Женщина, слабо пригладив мои волосы, опустила руку и взяла мою ладонь в свою.

— Ты не можешь убегать вечно, — сказала она с грустью. — Особенно сейчас.

— Кто ты? — я крепче схватил ее за руку. Такую живую, упругую и теплую. Такую, какая никогда не могла быть у той Унис. — Я схожу с ума?!

Женщина слегка покачала головой.

— Нет, — однако неясно было, на какой из вопросов она дала ответ. Нет, ее не существует? Или «Нет, ты не сошел с ума»?

Мне так хотелось узнать, наконец, истину происходящего, какой бы жестокой она ни была, но, с другой стороны, так не хотелось отпускать появившийся передо мной призрак, боясь, что сделаю одно неверное движение, и прекрасное видение обернется прежним кошмаром, который никак не оставит меня в покое.

— Что это значит? Что значит «Нет»?

Однако Унис лишь улыбнулась — загадочно и успокаивающе, — и ее тело начало медленно исчезать, словно сотканное из дыма. Я, испугавшись, попытался поймать женщину, но только завалился вперед и распластался на земле, ощутив сильное изумление, а затем такую горечь потери, что хотелось заплакать. Как будто Унис снова покинула меня, оставив на растерзанием всем этим ужасам и тайнам. Поднявшись с земли, сев и оглядевшись, я понял, что женщины нигде нет, и плаксиво поджал губы. Не знаю, почему в тот момент так расчувствовался — все в голове заплясало, словно в калейдоскопе (штуке, которую однажды мама получила в подарок от какого-то иноземного клиента), и накатило сильное чувство одиночества и собственной беспомощности. Поднявшись и отряхивая халат от пыли, краем глаза заметил, что левая рука в чем-то испачкалась, но стоило приглядеться, как осознал — это была не грязь, а чернила. На ладони были выведены аккуратным почерком Унис снова:

«На голове моей

Сплетен узор забвения.

Как долго

Будет покоиться там

Терновый венец?»

Стихи?.. нет, больше похоже на куцые фразы. Я заморгал и попытался оттереть чернила пальцами, смоченными в слюне, но ничего не сработало — словно намертво въелись. Тогда, по-прежнему пребывая в угнетенном и растерянном состоянии, попытался сосредоточиться и понять смысл послания, написанный рукой человека, которого давно нет в живых. Узор забвения?.. Терновый венец?.. Последнее что, метафора словосочетания «Дурные мысли» или «Дурные воспоминания»? Помнится, встречал подобное в литературных текстах. Мысли по-прежнему были нечеткими, а мутить хоть и перестало, но чувство слабости не прошло.

Вдруг в отдалении послышался звон колокола, и только тогда приметил, что эта улочка стала оживленнее — преимущественно за счет любопытных жителей, высунувшихся на улицу, а также добровольной пожарной бригады, пробежавшей мимо. Похоже, где-то снова случился пожар. Судя по звону, не так уж близко.

Пожар… странно… в тот момент мне почему-то захотелось пойти и посмотреть на огонь. Как грациозно и красиво пламя, подобное шпионке-танцовщице, замыслившей убить тебя при первой подвернувшейся возможности. Как оно взметывается искрами в небо, начиная походить формой на тигровые лилии. Ноги сами понесли меня в сторону пожара, а рука непроизвольно потянулась ко лбу и начала его чесать, хотя я не помнил, чтобы меня тревожило там какое-либо неудобство. Сначала под ногтями ощущалась только кожа, но затем она, на удивление, затвердела, словно… словно это была бумага. Лист. Мне даже удалось зацепить его уголок, но, глубоко задумавшись и отвлекшись, не заметил, как врезался в шедшего навстречу человека. Высокого и стройного, с длинными каштановыми волосами, в прилично поношенных одеждах. В руке у него был посох, как у старца.

— Ой, ой, осторожнее, — сказал он беззлобно, поймав меня одной рукой за плечо и мягко отстранив.

Я растерянно взглянул на него и извинился, однако затем задержал взгляд: что-то в нем показалось мне странным… не мог объяснить. Просто странным. Молодой человек, приветливо улыбаясь, ничего не сказал и сам, казалось, немного прищурился. Молчание между нами затянулось, и мне сделалось неловко, однако незнакомец опередил меня и со смешинкой произнес:

— Какие нынче вещи только не увидишь в столице! — и, не дав мне слова сказать в ответ, пошел дальше восвояси. Оставалось только проводить его недоуменным взглядом. Странный какой…

* * *

Пожар случился в одном из жилых кварталов — загорелся дом какого-то обычного горожанина, и огонь начал распространяться на соседние строения. Неподалеку от охваченных пламенем зданий скопились вперемешку зеваки и несчастные местные, которым оставалось лишь беспомощно глядеть, как пожарные рушили конструкции. Усугубилось все еще тем, что на место пожара прибыла как государственная пожарная бригада, так и та, которая состоит исключительно из добровольцев, и они затеяли ругань и драку за право тушения. Пока те выясняли отношения, пламя распространилось сильнее. Я и остальные горожане беспомощно глядели на то, как огонь пожирал строения и тех людей, которым не удалось выбраться. Вернее… последних было не видно — лишь слышны крики. Глядя на то, как бушевала стихия, меня обуяло множество вопросов: нравилось ли мне когда-нибудь смотреть на пламя, как это некогда восхищало Унис? Плохие ли мы все люди, раз стоим, смотрим и бездействуем, отдавая все на откуп пожарникам, тратящим часть времени на споры и драку? И более того… что меня так беспокоило на собственном лбу, пока не врезался в того незнакомца? Сколько бы ни силился, я не мог припомнить. Тем временем горящие здания и все окрестные с ними разрушили, дабы огонь не распространился дальше.

Чуть позднее я узнаю от работников борделя, что в том пожаре среди погибших были Сюн и его жена.

Интерлюдия. Осколки воспоминаний

Уджа.

Этот мир построен на лжи. Сначала люди придумывают